Камни растут ночью. Им музыка не нужна... а ее и нет – разве что какой-нибудь ноктюрн заблудившийся... но точно не мазурка и не вальс. И свет им не нужен. Лежит такой... как вот его зовут? – мне кажется, что что-то скандинавское должно быть: Дагфинн или Вилфред... пусть будет Вилфред, Вилфред Ньорд – так его зовут; лежит себе тихо и незаметно Вилфред Ньорд, если о него не споткнуться, а стоит только солнцу спрятаться – начинает крутиться, ерзать, бубнить себе под нос на фарерском языке – том самом, которым викинги смазывали наконечники своих стрел, целясь не только в доблестного шотландца, но в его волынку, олицетворяющую самобытность культуры. А народ без культуры мертв. Культура – это его национальная идентичность – кровь народа.
И случись вот такому! – наступил бедолага Вилфред Ньорд на чертополох... а я напомню, что он разувшись шел – тихо-о-о-нечко шел (шотландцы эля натрескались и заснули все – можно было неожиданно напасть). И тут: «А!!!» – плюс предлинное ругательство на фарерском. Проснулись скотты, порубили Вилфреда Ньорда сотоварищи в капусту и опять эля натрескались от радости. А чертополох, в знак признательности за вот такую вот неожиданную помощь, шотландцы выбрали в качестве своей национальной эмблемы.
Видимо, Один был недоволен – не пустил Вилфреда Ньорда в Валгаллу; сказал: «Вот полежишь так камешком лет...», – а дальше мнения расходятся – одни говорят, что пока не настанет Рагнарёк, другие, вспоминая священное скандинавское число 9, что девять тысяч лет (девять дней и ночей висел ради обретения тайной мудрости Один, пригвожденный копьем к мировому дереву Иггдрасиль – а его год равен тысяче наших лет). Но это все мифология, это все не о том. А о том – это про то, что камень за ночь вырос.
Вечером еще лежал небольшой такой валунчик... а утром оказался громадиной – наглой, злой и агрессивной. Он почувствовал себя хозяином и стал заявлять права: «За калитку не моги!», «На роялях не моги!», «Рождество праздновать?! Это что за праздник?!» и т.д. и т.п. Елку приветствует, но только в плане жертвоприношений вечнозеленому дереву – символу бессмертия и обиталищу лесного духа – «Чрево псу вспори и на ветки развесь», – говорит. И про Рагнарёк без перерыву... без умолку!
Можно, конечно, его и не слушать – бочком к калитке протиснуться, на рояле тихонечко играть и по-прежнему, с детской радостью, вешать на елку игрушки. Но он-то все громче заявляет о себе! Он-то кричит уже! Кажется, что еще немного, чуточку помедлить, и камень... да что там – камни! – их, как сказано: «легион» – вконец разойдутся-распояшутся. И будет у нас вместо Рождества языческий Йоль с жертвоприношениями, а следом и Рагнарёк.
Взять бы их всех, пока еще время не настало, пока еще не обернулись они кровожадными викингами в рогатых шлемах – собрать в одну кучу и потопить в море-океане... на Луну забросить... забором обнести, на худой конец. Да хоть бы пальцем указать. Внимание обратить. Вспомнить их чудовищный обычай наконечники стрел своим – чуждым нам языком мазать.