Снег словно хочет что-то рассказать. Кажется, что он – немой и слепой – не просто так ощупывает озябшими пальцами лицо... точно что-то сказать хочет, напоминает о чем-то, что забыто незаслуженно.
Мама в детстве рассказывала про мистера Донсеньора. Начиналось так:
«Вот славный мистер Донсеньор –
Пшено рассыпал он!
Стоит как пугало, а птичий двор,
Под предводительством ворон,
Слетается на ужин»
Я смеялась-смеялась! Представляла себе неуклюжего растяпу Донсеньора, у которого руки, как две кочерги. Мама тоже смеялась; дальше рассказывала:
«Смотри – споткнулся Донсеньор
И растянулся в луже.
Смеются дети: "Ах! Какой позор!"
Он встал, но вышло только хуже –
Чумазый Донсеньор!»
Ну вот! – он еще и несуразный такой – в лужу грохнулся! Я смеялась, а внутри себя гордилась, что я-то вот какая аккуратная. Со мной такого никогда не произойдет!
«Купил конфет, зефир, орешков,
Но был кулек дырявый...
В нем нес, а следом сладкоежка
Все выпавшее собирал, лукавый.
Такой вот Донсеньор!»
Вроде бы там еще были куплеты... я не помню; но вот заканчивалось так:
(мама уже не смеялась, а я, глупая, по инерции хихикала)
«Пришла к нему однажды смерть,
Подняла свой топор...
Тут птицы, дети – как давай шуметь!
Кричат, визжат: "Наш Донсеньор!"
Так и прогнали смерть»
…
И длинная-длинная пауза... она до сих пор – эта пауза. И пшено я рассыпала, и в лужу падала, и чего только не роняла...
Но вот слова эти: «...если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы... кимвал звучащий... медь звенящая... ничто»! – слова эти – точно про него были – про Донсеньора; и точно не про меня.
Грустно.