Зденек Воржичек считал себя не совсем человеком, точнее не совсем живым человеком... вообще, ему очень сложно было сформулировать собственное отношение к себе – смущал парадокс: «Если я что-то про себя думаю, – рассуждал он, – то кто тогда тот, кто это думает?»; выходило как у Бродского: «Меня смущает вычесть одно из двух количеств...». Что же касается не совсем живого – это про то, что Зденек Воржичек работал с трупами. И совсем не в фигуральном смысле – в прямом! Стоило кому-нибудь умереть, оставив после себя некоторые «невыясненные обстоятельства», первым делом вызывали следователя, то есть Зденека Воржичека.
- Так-с... Штефан Шульц... – прочитал Воржичек и присмотрелся к трупу.
Труп выглядел вполне прилично. Аккуратный труп... очевидно, что насилия никакого не было... так за чем же пригласили следователя?
- Зачем меня позвали? – громко спросил он.
- Видите ли, – заговорил один из присутствующих – серый человечек со стеклянными глазами, – в строгом смысле, он умер...
- Простите, – перебил следователь, – а что, можно умереть не в строгом смысле?
- Вы дослушайте, пожалуйста, – таким же ровным голосом продолжил тот, – в строгом смысле, Штефан Шульц умер четырнадцать лет назад.
- Это как же так? А тело?
- Штефан Шульц был известным человеком. Четырнадцать лет назад он перестал выходить из дому. Не заказывал еду... ничего! Но и проверить его самочувствие было невозможно. Всему виной некоторые юридические моменты, о которых покойный позаботился весьма скрупулезным образом. В бумаге, хранящейся у нотариуса, сказано: «В случае, если я перестану проявлять какую-либо активность и меня сочтут умершим, войти в дом можно только спустя полных четырнадцать лет с момента обнаружения моего отсутствия. Обязательным условием является присутствие Софии – дочери Войтеха Ужбанека».
Зденек Воржичек огляделся в поисках дочери Войтеха Ужбанека.
- Здравствуйте, – сказала София; под мышкой она держала бумажный пакет с чем-то увесистым.
- Так-с... – Зденек Воржичек начинал ничего не понимать. – Деточка, где твои родители? – спросил.
- Папа не может ходить, а мама... нету мамы, – ответила девочка и всхлипнула, косясь на мертвое тело.
- Ее мать умерла при родах, – спокойно сказал серый человечек.
- А что у тебя в этом пакете? – Воржичек нервничал – все было какое-то глупо-нереальное.
- Часы.
- Часы, – повторил, – ча-сы... действительно, что может быть уместнее часов в пакете дома у покойника, да?
- Эти часы умерли четырнадцать лет назад, – сказала девочка, – мне нужно их похоронить.
- Так сказано в завещании, – снова встрял серый человечек, – на кладбище заказано полуторное место: «Штефан Шульц и его часы».
- Звучит как название магазина, – попробовал пошутить Зденек Воржичек.
Никто не улыбнулся.
- Медицинское заключение есть? – спросил.
- Все есть. Вы не беспокойтесь. Все написано наилучшим образом!
- Так что, в конце концов, от меня требуется?! – следователь потерял всякое терпение.
- Ничего. Ровным счетом ничего, – по-прежнему спокойно сказал человечек. – Ваше присутствие – это формальность.
…
«Прокручиваясь, колесо мира удаляет нас от события до тех пор, пока не начнет приближать. Таким образом, в какой-то момент времени событие находится в состоянии прошлого – уже свершившегося, но колесо двигается, и событие становится будущим – еще не свершившимся. Сегодня я наконец отправляюсь в путешествие к центру мира. Оказалось, что нужно было всего лишь дождаться. Как ни старайся – колесо не станет крутиться ни быстрее, ни медленнее».
Так закончил свою книгу писатель Войтех Ужбанек.
А София? София была во всем черном на похоронах. Она собственноручно положила часы в маленький детский гробик, поцеловала их и снова закрыла лицо вуалью.
Стоит только добавить, для полной ясности, что ей – душе, появившейся от любви Штефана Шульца – было тесно в часах, она мучилась и страдала. Тогда часовщик и затеял весь этот странный на первый взгляд процесс, очень напоминающий часовой механизм. Он разрезал жизни писателя и циркачки так, как пирог режут ножом – прямо посередине истории; вложил туда Софию и поставил в духовку. История запеклась – все случилось в точности, как он задумал, и спустя четырнадцать лет бессмертная душа Штефана Шульца, скучающая на пуфике у тела, увидела свое творение – Софию Ужбанек.
Знала ли она? Знала ли я? Конечно знала. Нас – таких как я – много в мире. Помните, я говорила, что душа появляется только у того, кого сильно любят? Так оно и есть.
