В ресторан «Svatý Václav» вход с часами запрещен. Это правило, которому несколько сот лет – оно выжило из ума, простудилось и кашляет песком. «Только тот, кто старше традиции, может войти с часами» – вырезано орнаментированными буквами на табличке у входа. Швейцар, одетый в рыцарские доспехи, держит раскрытым мешок, в который все желающие войти в ресторан складывают свои часы.
Возможно, именно этим ресторан привлекает посетителей, с удовольствием избавляющихся от времени; или тем, что каждый хочет убедиться, что он не настолько стар, и швейцар не пропустит его с часами... как вон того господина – все головы разом повернулись ко входу.
- Штефан Шульц! – объявил швейцар. – Человек старше традиции.
- Теперь важно с достоинством пережить овации, – шепотом, наклонившись к Войтеху Ужбанеку и Элишке-Элиашу, сказал Штефан Шульц, – пару минут, и они про нас забудут.
- Так вот для чего вам часы, – понимающе закивал Войтех, – а я уж, признаться подумал, что вы немного не в себе... прогулка для часов! – это, согласитесь, абсурдно прозвучало! – рассмеялся.
- Не так абсурдно, как это представляется часовщику, – отшутился Штефан Шульц.
Заказали суп в хлебе.
- Как там поживает ваша книга, мой дорогой писатель? – спросил Штефан Шульц; выражение его лица просилось на страницы...
- Осталось только перевести его в буквенный код, – вслух подумал Войтех Ужбанек.
- Что-что, простите? – вот научиться бы так описывать удивление!
- Нет-нет! – Войтех показал руками так, как показывают самолету, чтобы не летел...
- Или фашисту, чтобы не стрелял, – дополнил Шульц.
- Вы читаете мысли? – показалось, что чиркнула спичка и сейчас зажгут бенгальский огонь.
- Нет, а вы читаете? – просроченный, он никак не хотел загораться. – Я спросил, как там поживает книга?
- Ах, ну да! – Войтех Ужбанек широко улыбнулся – как нэцкэ. – Вы вот упоминали, что хороните умершие книги... а я скажу вам больше! Книга рождается в тот момент, когда начинаешь ее писать: она живет, взрослеет и умирает; последняя строчка – это последний вздох. Потом собирается компания в лице редактора, корректора, печатника. Они готовят умершую книгу: сливают из нее кровь, наполняют опустошенные сосуды парафином... или чем-то еще, не знаю, что за дрянь там используется! – Войтех Ужбанек разозлился и начинал горячиться. – Приглашают бальзамировщика – переплетчика то есть – и он делает мумию. Приходя в книжный магазин, вы посещаете гробницу, саркофаг... где вам предлагают приобрести нетленные мощи умершей книги.
- Кхе-кхе! – громко, как гаубица, прокашлялся Штефан Шульц.
Войтех замолчал. Фортепиано же заиграло только веселее; по всей видимости, если уже можно этому загадочному джентльмену приходить с часами, то и кашлять как гаубица тоже можно.
Принесли суп в хлебе.
- Я вас спрашивал, как поживает книга не в смысле ее, так сказать, биологического существования. Меня интересует, вписали ли вы уже меня в канву повествования?
- А, вот вы о чем! – Войтех Ужбанек наклонился, зачерпнул ложкой суп... – Тьфу! Обжегся! Дорогой мой друг, – продолжил, морщась и втягивая воздух так, чтобы остудить язык, – вы, вероятно, путаете меня с кем-то...
- Вы не писатель? – брови Штефана Шульца взлетели на лоб, как чайки.
- Я писатель. Писатель! – Войтех повторил громче; из-за соседнего столика повернулись посмотреть на писателя. – Только я ничего не выдумываю, поймите! Вы говорите сейчас, а Элиаш записывает. Да, Элиаш?
«Да» – Элишка-Элиаш записала свой ответ; а вот ответила или нет – забыла...
- Хорошо, очень хорошо, – обрадовался Штефан Шульц, – в таком случае, запишите мои слова.
«Слова Штефана Шульца» – записала Элишка-Элиаш.
- Аллегория с телегой – которая есть наш мир в макро-масштабе – отнюдь не нова. Корни этого мировоззрения уходят глубоко в древность, как в ее религиозное крыло, так и в философское. Телеса же древности давным-давно пожрали черви истории. Но до того, успев взмахнуть неуклюжими своими крыльями, она взлетела к солнцу и рухнула прямо в Нидерланды – все мы помним печальные судьбы Икара, Вавилонской башни и прочих попыток человеческого разума выйти за раз и навсегда установленные пределы.
Однако вернемся в телеге. Что мы видим? Да-да, потеряв управление, древность свалилась прямиком в воз сена, изображенный на триптихе гениального Иеронима Босха. Все тогдашнее человечество, вместе с папой и королем, окружило аллегорическую повозку. Вокруг нее происходит жизнь: работает святая инквизиция, разбойники грабят, шуты танцуют, женщины рожают... и никто не обращает внимания на то обстоятельство, что черти тянут воз прямиком в ад!
- Записали? – озабоченно спросил Штефан Шульц. – Ничего не пропустили?
В ресторане было тихо. Все слушали.