Ребенком еще, Штефан Шульц разбил песочные часы, и песок обрел вечность.
Он полежал какое-то время на полу, не веря... скорее даже не понимая своего счастья – привыкнув к замкнутому пространству стеклянной колбы, он не знал, что делать со свободой; Штефан лежал рядом.
- Понимаете, – говорил он Войтеху Ужбанеку, – песок делился на прошлое и будущее, соединяясь узкой шейкой настоящего – в ней нельзя было задержаться ни на сколько... он все сыпался и сыпался.
Потом Штефан собрал его в совок, аккуратно вынул все осколки стекла и вынес во двор; предложил ветру:
- Нет-нет! – отказался ветер. – Представь, я буду везде одновременно и в то же время не буду нигде... – оставь его себе, – сказал.
Штефан пошел дальше. Пошел к реке; предложил ей:
- Что ты! – возмутилась река. – Я теку из прошлого в будущее и обратно. Я живой символ времени! Ты хочешь погубить меня?!
- Не знаю, знакомы ли вы с таким чувством, когда начинаешь любить – сильно любить, с надрывом – видя существо жалкое и несчастное... за одну эту жалость к нему любить! Так я и полюбил. Песок полюбил.
- Это удивительная история! – Войтех Ужбанек слушал внимательно, записывал. – И что? Что было дальше?
- Дальше... – я съел его. С тех пор время потеряло для меня всякий смысл. Мне даже сложно объяснить, уверен, что вы не поймете.
- Я вас очень попрошу, – заволновался Войтех, – это важно, попробуйте.
- Хорошо. Время – это одно из свойств материи. И ум настраивается на время, как музыкальный инструмент. Точная настройка удобна для того, чтобы звучать гармонично с другими. Эта аллегория с оркестром мне представляется наиболее удачной.
- Да... – согласился Войтех. – Так, а что у вас? Что с вашей настройкой?
- С моей настройкой непорядок, – рассмеялся Штефан Шульц. – Впрочем, я уже понял, чего ради это все было затеяно. А к вам у меня две просьбы. Не откажите уж старому человеку...
Войтех Ужбанек закивал и перевернул страницу блокнота.
- Первая просьба. Я прочитал за свою жизнь очень много книг, и ни в одной из них не встретил себя... такое разочарование! Я их – мертвые книги – хороню во дворе. А так хотелось бы иметь хоть одну живую.
- Вы про то, чтобы я вписал вас в свою книгу? – уточнил Войтех.
- Я про то, что если вы впишете меня, то книга станет бессмертной, потому, что ее история никогда не будет заканчиваться. Вы... вы как бы собьете строй, понимаете?
- Да-да-да, – понимал Войтех, – вы что-то недоговариваете? – спросил.
- Только вторую просьбу! – улыбнулся Штефан Шульц. – Вторая просьба – принять от меня в подарок вот эти часики, – он достал из бумажного пакета небольшие деревянные часы.
- Ох! Какая прелесть! С маятником...
Деревянные часы с маятником – «тик-шварк-тик-шварк» – а посреди ночи – «Ах, мой милый Августин! – Августин! – Августин...». Войтех Ужбанек возился с ними как с ребенком: заводил, протирал, маслице капал – «Это ж надо... – думал, – как с ребенком вожусь!».