Душа появляется только у тех, кого сильно любят: у детей, если они любимы; у собак... – может даже показаться, что человек делится душой, что она от переизбытка чувств разрастается, и часть ее, как детка у кактуса, падает в того, кому обращено такое внимание, и там вырастает.
Штефан Шульц детей не любил, и собак тоже. Дети, собаки – все это в его представлении ассоциировалось с шумом и беспорядком; Штефан Шульц любил часы. Его душа, если продолжить пользоваться ботаническими аллегориями, была кактусом старым, корявым, уродливым... но очень плодовитым!
Философ, начавший свое образование с классики, ушедший к еретикам во время бунтарской молодости и вернувшийся назад аккурат перед неизбежным кризисом среднего возраста, считал себя «закаленным в боях с собственным мышлением»; Штефан Шульц больше не боялся ничего – «ни Бога, ни дьявола», – как он сам говорил. Это ему принадлежит высказывание: «Изнутри часов время идет в обратную сторону». Прозаический ум материалистов настроен понимать это буквально – мысленно перевернув циферблат, материалист видит, что стрелка движется навстречу привычному направлению; удовлетворенный своей логикой, он отправляется в университет читать физику будущим соратникам в борьбе с невежеством.
И все бы так! Но мы-то помним, что Штефан Шульц вкусил запретный плод ереси. Плод, разумеется, был начинен семенами, дал всходы, и теперь, вооружившись неоднозначным отношением к словам Шульца, мы простукиваем знаменитое высказывание на предмет наличия второго дна.
- Тук-тук... «Изнутри часов время идет в обратную сторону» Тук-тук-тук... – отзывается пустота. Направление нашего движения вполне известно: от рождения к смерти, стало быть, противоположным будет направление...
- Что за отвратительная манера изъясняться загадками?! – противно скрипит голос слева.
- Милочка! Если бы не крайняя необходимость... – драматическая пауза, – мы бы вовсе с вами не общались, – в комнате запахло сердечными каплями.
А-ха-ха! И это, по-вашему, дамский кружок на диванчиках в гостиной? Разуверьтесь. Слева стоит шкаф, сто лет назад исцарапанный кошкой, и с тех пор ворчливый; справа хромая кровать – вместо одной ноги у нее костыль из стопки книжек. На ней спит известный писатель Войтех Ужбанек.
А я? Предвкушаю вашу реакцию!
- Я не скажу кто я! Такое, поверьте, наслаждение – изъясняться загадками... невозможно себе отказать!
Вообще, как правило, предисловие пишется вначале повествования. Однако обстоятельства, согласитесь, неординарные. Равно как и герои: Войтех Ужбанек и Элишка. Все это вынудило меня написать предисловие сейчас. Потом можно будет начинать читать прямо с этого места... или с любого другого – ведь время, как мы уже выяснили, равноправно владеет всеми направлениями, создавая не только парадоксы, но и возможности – в частности, читать с любого конца. А вот сколько начал и концов у книги зависит исключительно от фантазии читателя. Для меня – книга как птица, и начинать с ней общаться можно с любого места, не обязательно с головы. К тому же она может быть мертвой... а тогда – смотреть в бессмысленные глаза мертвой книги... увольте, зрелище не из приятных.
Штефан Шульц, усилив глаз десятикратной цейсовской линзой, внимательнейшим образом рассматривает внутренности настенных часиков с остановившемся сердцем.
Пусть это будет началом. А дальше так:
И в то время, как с каждым хирургом смерть обращалась подчеркнуто вежливо и только на «вы» – ведь он, поневоле, создавал собственное кладбище, у Штефана Шульца не умирал никто! Все часы, побывав в его руках, жили. Хоронил он только книги. Прямо во дворе дома. Выкапывал аккуратную ямку точно под размер томика и так же аккуратно закапывал.
