- Я нашел его на улице у часовни св. Мартина, – говорил Войтех Ужбанек, – тогда он был еще совсем ребенком... нет-нет – вечная эта путаница! Не он – она; ее звать Элишка.
- Я помню, Войтех, – Карол Кнедлик допивал уже вторую кружку и думал о третьей.
- Она росла на моих руках, Карол. Любимый ребенок. А ты знаешь, что человек рождается не тогда, когда вздумается его родителям, а в тот момент, когда схватит свою судьбу. С того момента и начинается жизнь.
- А если не схватит?
- Тогда его жизнь пройдет вхолостую. Он будет есть, пить, любить и рождать детей, умрет искренним католиком, или протестантом... на похоронах скажут, что это был прекрасный человек; думаю, что он попадет в рай.
- Войтех... так, а что в этом плохого? – Карол широко улыбнулся и таки заказал третью кружку.
- Плохого здесь нет ничего, мой друг. Однако мечта яблони вовсе не в том, чтобы ее дети лежали ковром у ее корней. Яблоня ждет кабана. Он приходит вульгарный и наглый... но поверь мне, здесь не до эстетики. Кабан пожирает яблоки, и мать-яблоня благословляет его на это! Ведь каждое семечко, непереваренное в его желудке, и есть то самое, которое ухватило свою судьбу.
- А быть честным католиком, выслушать добрые слова на своих похоронах и попасть в рай – это не судьба?
- Судьба спички сгореть, а не лежать в коробке. Впрочем, может ты и прав, Карол Кнедлик! – Войтех лукаво улыбнулся.
- Ба! Я узнаю эту улыбку! Мы встречались с ней...
- Узнал?! Ты прав – это она. Первый раз мы познакомились в антикварной лавке в Пардубице; боже, какая была ночь! Потом Краков...
- Войтех! – Карол Кнедлик потерял всякое терпение. – Рассказывай уже!
- Ах, да… Я получил письмо. И угадай от кого?
- От матери-яблони?
- Ха-ха-ха! – по слогам съязвил Войтех; он покопался в кармане пиджака и достал сложенный в четыре раза зачитанный листик. – Не угадал. Вот слушай: некий Элиаш, знаток древнеперсидского языка, прочитавший начало моей книги, утверждает, что у него имеется манускрипт, в котором описан путь к центру мира, пройденный, – Войтех запнулся, сощурившись и шевеля губами, – Шэхджэхэном, – выговорил, наконец, – в пятом веке до нашей эры. Вот так, братец. Ни много ни мало.
«Любовь нужно строить как храм», – думала Элишка, помогая цирку упаковываться в вагончики; свернули купол, дрессировщики спорили о чем-то с верблюдом, а ветер, прибежавший с реки на шум, шарил мокрым носом, разбрасывая опилки разоренного манежа.
- А ведь ты, Карол, признайся... считал, что я сумасшедший, да? – говорил Войтех Ужбанек, торжествуя.
«И на каждом кирпичике этого храма будет оттиск наших имен, чтобы никто не смог присвоить его себе», – мечтала Элишка; странно... дико было ей оставаться самой и смотреть на медлительную гусеницу ее дома, ползущую к горизонту; все еще было слышно ведро – его, безумного, привязали к спине последнего вагона, и оно билось... билось... билось о колесо – однообразно, тупо, безысходно.
- Вот представь себе круг, – продолжал Войтех, – ты в центре, и в какую бы сторону ты не пошел – всюду будет счастье! Человек это чувствует и идет... но бросает, не пройдя и половины пути. Терпения ему не хватает, Карол, терпения.
«Судьбу нужно схватить и держать. Изо всех сил держать, как лошадь необъезженную... как бы ни рвалась, как бы ни брыкалась – смирится она и позволит оседлать себя. А там уже...» – Элишка дождалась, пока не закатился за горизонт последний вагончик, развернулась и пошла в город.
- Именно про это я тебе и говорил, когда про судьбу, помнишь? – человек рождается только в тот момент, когда поймает ее... Так-то, Карол, а чтобы ее поймать, нужно идти в одном направлении; там уж и кони ждут... – Войтех Ужбанек отвлекся, куда-то мимо посмотрел, словно сквозь стену, и далеко-далеко его взгляд унесся. – И королевна... – сказал уже оттуда, чужим голосом.
Совсем не «тик-так», скорее «шквырк-шкварк» – слышится ход часов на ратуше. А св. Мартин тут как тут: «БУМ-БАМ – БУМ-БАМ», – раскричался полуденным боем. Говорят, что король Вацлав, много веков уже спящий внутри горы Бланик, покоится, пока колокола слышит; а как перестанет звонить св. Мартин – значит беда! Проснется тогда король, поднимется на гору, чтобы созвать своих воинов. Затрубят трубы, забьют барабаны... не приведи Господь в такие времена в тех краях оказаться!
