- Чтобы доставить твое письмо, почтальону нужно всего-то сойти на берег и подождать пока мир прокрутится. Он сидит в главпочтамте и пьет чай с листочками смородины и вареньем, а мир ползет-ползет. Послезавтра почтальон выйдет на улицу – здесь главное не пропустить момент, а то так можно и до Сибири досидеться – точненько в ваш город выйдет и отдаст письмо твоему другу.
Пастор, как истинно верующий человек, не переставал удивляться премудрости устройства мира; рассказывал обстоятельно. Многие слушали, и Войтех Ужбанек слушал, что-то записывал, что-то так запоминал. Теперь ночами он слышал не только плеск воды... Здесь ведь как? – надо знать, что слушать! – мерный скрип колеса мира слышал Войтех; оно давало протяжную скрипину примерно в начале первого ночи – в это время, видимо, одна шершавость проползала по другой шершавости. Величие явления потрясало.
- Куда сложнее с ответом... – пастор покачал опечаленной, но уважительной губой. – Ты сам представь – это с какой же скоростью надо бежать, плыть, ехать... чтобы проворачивающийся мир перегнать! Не на месте остаться, замечу, – перегнать! Тут уже смородинового чаю не попьешь. С вареньем, – дополнил и поискал кого-то глазами среди слушающих.
Тут же маленькая ссохшаяся женщина с фанатичным блеском в глазах хлопнула себя по лбу, вскочила и причитая вполголоса побежала на камбуз; спустя пару минут, пастор осторожно сербал пахучий кипяток из пиалы и варенье грел – ложку донышком на чай клал; продолжил:
- С тех пор как появились пароходы многое стало ясно. Пароход по замерзшей реке плыть не может, факт? – спросил.
- Факт, святой отец, факт! – ответили.
- И то, что пароходы пропадают на зиму... никто их не видит, вмерзших в лед, факт?
- Ох... да-да! – градус экзальтации слушателей возрастал.
- И мы – здравомыслящие люди – можем ли согласиться с бредовой теорией дарвинистов, утверждающих, что пароходы эволюционировали в аэропланы? – публика ожесточенно клеймила дарвинистов. – Или, что еще несуразнее, с теорией Якова Тирпенбаума о сезонных миграциях пароходов на юг?! – пастор негодовал, народ был готов побить камнями язычника Тирпенбаума. – Так вот... – оратор сделал паузу; варенье согрелось, и он с наслаждением втянул в себя всю ложечку, улыбнулся просветленно.
- Река – это обод колеса мира, дорогие мои, – сказал тихо, проникновенно, – а лед – это то место, где колесо в дорогу уткнулось. Вот и лед. А истина в том, что сейчас Бог едет на ярмарку. Зима ведь, сами понимаете... да и Рождество на носу, елочку надо купить! – пастор засиял, сделавшись похожим на святого в раю.
- Да... да! – восклицали люди. – Зима – это же очевидно! И почему это скрывают? Почему не хотят, чтобы мы знали про колесо мира? – посыпались со всех сторон вопросы.
Войтех Ужбанек положил голову пастору на плечо. Ему показалось, что так будет правильно: и живописно и почтительно... и любовь проявится.
