Сегодняшние газеты миловались, лежа на столе, словно голубки на весенней крыше. Развратник-сквозняк засунул чувственные пальцы им под крылья, неторопливо разжигая страсть... перья у газет стояли дыбом, и они бесстыдно шуршали, елозя друг по другу.
Войтеху захотелось вытрясти их, чтобы успокоились: «Фу, гадость какая!», – он взял верхнюю двумя брезгливыми пальцами, и тут же глаз его, а следом и ум, шарахнулись от неожиданности: «Единственное представление в вашем городе! – кричала афиша, на первой полосе "Голоса", – знаменитый Шлитци – последний из ацтеков! и невероятная Элишка! – впервые почтенной публике будет представлен потрясающий воображение трюк: "Трансплантация головы"!
Спешите! Спешите! Спешите! Цирк Гастона Гардона с единственным представлением в вашем городе!».
Передняя мысль Войтеха Ужбанека остановилась так резко, что следующие налетели на нее, не успевая затормозить, и перепуганная «Это невозможно!» – кубарем покатилась в пропасть от пинка истерического «Дьявольщина какая-то!». Наконец, сквозь замершую в оцепененье толпу всякой мысленной невнятицы, протиснулся «Карол Кнедлик».
Дрожащими руками Войтех схватил телефонную трубку и с третьей попытки набрал нужный номер, попав перед тем в морг и богадельню; услышав знакомое «Да!», сказал, задыхаясь:
- Цирк! Цирк приехал! Идем!
- Таким тоном нужно сообщать о собственной кончине, – ответил рассудительный Кнедлик, но в трубке было уже пусто.